«дорожите верой православной»

Дар Старца

Шамординская монахиня Александра (Гурко) записала воспоминания скитоначальника отца Феодосия: «Отец Феодосий, будучи духовным сыном отца Варсонофия, был его же духовником. Однажды приходит отец Феодосий к Старцу: «Батюшка, вот к вам ваш сынок пришёл!» — «Какой он мне сынок, — возразил, улыбаясь, старец, — мы с ним ровня». Улыбнулся и сам отец Феодосий. Оба они знали, что он был именно «сынком» и относился к старцу с почтением. После кончины отец Варсонофий являлся многим из живущих в скиту монахам. Отец Феодосий сильно огорчался, что не удостоен был такого видения. Однажды он прилёг на койку днём во время послеобеденного отдыха и вдруг увидел, что прямо против него сидит покойный Старец и пристально на него смотрит. Отец Феодосий не мог пошевельнуться от чувства благоговейной радости. Видение продолжалось довольно долго и оставило надолго в келье ощущение благодати, которое сопровождало чудесное видение».

И.М. Концевич, со ссылкой на книгу архимандрита Антония «Немноголетний старец», приводит и такой случай с отцом Феодосием: «Он любил читать акафист Божией Матери и желал знать его наизусть. И когда скончался его наставник, то отец Феодосий, завернувшись в его одеяло, вдруг стал читать на память Богородичный акафист, получив этот дар, как Елисей с милотью Илииною».

Господь творил чудеса через старца Варсонофия и при его жизни и после его кончины.

Верно, так угодно Господу, и я спокоен

В 1912 году преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря близ города Коломны с возведением его в сан архимандрита. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.

Вот что говорил он сам по этому поводу: «Началось с того, что были доносы на отца архимандрита Ксенофонта о порубке лесов, Скит был в стороне, так как дело касалось монастыря. Доносы были ложны, леса оказались целы. Скит вступился за архимандрита и его отстоял. Тогда враг напал на грешного игумена Варсонофия и, как видите, изгнал его из Оптиной Пустыни. Приехал архиерей из какой-то чужой епархии, начал производить ревизию монастыря, а затем побывал и в Скиту. Сказали ему, что у нас давно старчество… Тогда он решил, якобы для насаждения старчества в других местах, перевести меня в заброшенный монастырь в Коломну. Воле Святейшего Синода я повинуюсь, как воле Божией, но просил себе милости оставить меня здесь простым монахом, но было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен».

Сборы Старца, не имевшего почти никакого имущества, были недолгими. Он говорил духовным чадам: «Немного вещей беру я с собою: образа все остаются, а из картин возьму только портрет великого старца и духовного благодетеля моего отца Анатолия и батюшку отца Амвросия. Остальное останется так, как было».

ДЕТИ

Господу изветсна судьба каждого человека с самого детства 

Вчера я служил обедню в соборе. Много причащалось детей; все подходят спокойно, видно, что соединяются со Христом. Вдруг приносят девочку лет двух с половиной. Она сильно закричала, затем, высвободив ножку, ударила по потиру. Я обомлел. Ведь Св. Дары могли пролиться на пол! Не знаю, как я удержал чашу в своих старческих руках. Верно, ангел–хранитель, который всегда невидимо стоит около нас, ослабил силу удара. Спрашиваю, как зовут девочку, говорят: «Зинаида». Принесла ее тетка, т.к. мать неверующая; в церковь никогда не ходит. Тетке еле удалось вырвать девочку из рук матери для причащения. И подумалось мне, что ждет этого ребенка впереди? Господу известна судьба каждого человека. Говорят, что с Толстым в детстве было нечто подобное. Да спасет и помилует нас всех Господь!

Христианское воспитание детей

Мать моя умерла при появлении моем на свет, и отец женился вторично. Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. И даже, может быть, родная мать не смогла бы дать такого воспитания.

Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени, несмотря на мой младенческий возраст. Раннее утро, я проснулся, но вставать мне не хочется; горничная подает матери умываться, я кутаюсь в одеяльце. Вот мать уже готова.

— Ах, Павел-то все еще спит, – говорит она, – подай-ка сюда холодной воды, – обращается она к горничной. Я моментально высовываюсь из-под одеяла:

— Мамася, а я уже проснулся! – говорю я. Меня одевают, и я с матерью отправляюсь в церковь. Еще совершенно темно, а я по временам проваливаюсь в сугробы снега и спешу за матерью.

А то любила она дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: – «Пресвятая Богородице, спаси нас»! Девяти лет я был отдан в гимназию. Годы учения пронеслись быстро. Потом поступил на службу и поселился в Казани под покров Царицы Небесной.

Да, ничего не бывает без значения. Когда я был маленький, то любил все подавать священнику, и мне часто говорили: «Быть тебе священником». Вот, исполнилось.

Жили мы в селе, и иногда к нам приходил побеседовать наш батюшка о. Алексий, уже старец, человек старинного времени. Однажды пришел он к нам и говорит моему отцу:

— Отчего вы Павлушу в алтарь не пускаете?

— Да как в алтарь, неудобно.

— Нет, пусть он стоит в алтаре, и я сам буду давать ему просфору.

С тех пор, 5-ти летнего возраста, до отправления моего в гимназию я стоял в алтаре, и Батюшка с престола давал мне антидор. Вот когда еще было предзнамение, что я буду священником. Мы с матерью каждодневно ходили к утрени, и, бывало, отец не раз говорил:

— Что ты его таскаешь в такую рань, он маленький, устанет.

Но мама отвечала на это:

— Я желаю ему добра. Ты поручил мне его воспитание, а потому и предоставь мне поступать, как я нахожу нужным.

Как я благодарен теперь моей матери! Когда я поступил в монастырь, то она была еще жива, и я написал ей: «Вот плоды твоего воспитания». А мать как бы предчувствовала, что я поступлю в монастырь. «Дай тебе, Господи, Павлушенька, счастье и талант, – говорила она часто, – хотя я тебе не родная мать, но искренне к тебе расположена и молюсь за тебя!» Видно, не земное счастье она подразумевала, говорила. И вот ее святыми молитвами, я теперь, хоть и недостойный, но инок.

Родительское проклятие

Монастырский иеромонах о. Иларий рассказывал мне, что ему привелось читать об одном мальчике лет пяти. Мать его как-то в гневе сказала: «Чтоб ты пропал!..» Мальчик пошел на улицу и пропал. По совету священника мать отслужила молебен св. Николаю Чудотворцу. Однажды крестьяне пошли на сенокос и услышали крик, доносившийся с острова, окруженного непроходимым болотом. С трудом добрались до острова и нашли того мальчика. Он был весел и рассказывал, что когда он вышел на улицу, то его подхватил вихрь и понес по воздуху, но какой-то старик спас его и поставил на этом острове, принося ему пищу. Взглянувши на икону святого Николая, мальчик признал в нем спасшего его старика.

Слышал я, что бывали случаи, когда родители проклинали или заклинали своих детей, то они мгновенно исчезали; их уносил бес. Слышал также, что был случай, когда один из таких детей был возвращен бесом и рассказывал про себя, что он исполнял все дела, которые поручал ему исполнять бес во вред людям: «Я в это время всех видел, а меня и бывших со мною бесов никто не видел», – рассказывал он и весьма сему сначала дивился.

Быть тебе священником

Варсонофий (Павел Иванович Плиханков) – один из известнейших старцев Оптиной пустыни, родился в Самаре 5 июля 1845 г. Происходил из богатого купеческого рода (деды и прадеды были миллионерами, в Самаре им принадлежала целая улица, которая называлась Казанской).

Мать Павла скончалась при появлении его на свет, и отец женился вторично. Мачеха заменила Павлу мать и заботилась о его воспитании и образовании. Будучи глубоко религиозной, она постоянно брала с собой сына с младенческого возраста на церковные богослужения. Преподобный Варсонофий вспоминал: «Когда я был маленький, то любил все подавать священнику, и мне часто говорили: «Быть тебе священником». Вот и исполнилось… с пятилетнего возраста и до отправления моего в гимназию я стоял в алтаре, и батюшка с престола давал мне антидор. Вот когда еще было предзнаменование, что буду я священником. Мы с матерью каждодневно ходили к утрене, и, бывало, отец не раз говорил:
– Что ты его таскаешь в такую рань, он маленький, устанет.

Но мать всегда отвечала на это:
– Я желаю ему добра. Ты поручил мне его воспитание, а потому и предоставь мне поступать, как я нахожу нужным.

Как я благодарен теперь моей матери! Когда я поступил в монастырь, она была еще жива, и я написал ей: «Вот плоды твоего воспитания».

Варсонофий Преподобный

Девяти лет его отдали в гимназию, затем он учился в Полоцкой военной гимназии и военном училище, по окончании которого получил офицерское звание. В дальнейшем он окончил офицерские штабные курсы, дослужился до чина полковника, стал старшим адъютантом штаба Казанского военного округа.

Его по-прежнему интересовала и притягивала религиозно-духовная сфера жизни, и он, будучи полковником, приехал в Оптину пустынь к старцу Амвросию и поведал о своем желании поступить в монастырь, на что преподобный ответил, что еще рано и что это можно сделать через два года. Полковник вернулся к месту службы.

Осенью того же года Павел Плиханков внезапно тяжело заболел воспалением легких. Врачи считали, что он обречен, да и сам полковник ощущал приближение смерти и велел денщику читать Евангелие. Находясь в состоянии забытья, он вдруг увидел открывшиеся небеса, содрогнулся от великого страха и света, и вся жизнь в одно мгновение пронеслась перед ним. Его охватило глубокое чувство раскаяния за всю прежнюю жизнь, и он услышал голос свыше, повелевавший идти в Оптину пустынь. Ему открылось внутреннее зрение, и он постиг глубочайший смысл евангельского учения. Именно в эти мгновения, как верно сказал старец Нектарий, из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем.

Оптина пустынь фотография конца 19 века

Ко всеобщему удивлению, Павел Иванович стал быстро поправляться и вскоре выздоровел. Он поехал в Петербург с намерением выйти в отставку, но вместо отставки ему предложили генеральскую должность. Несмотря на это и другого рода препятствия, он твердо решил ехать в Оптину пустынь и остаться там навсегда.

В конце 1900 г. во время тяжелой болезни Павел был келейно пострижен с именем Варсонофий.

Сколько благих семян было брошено!

Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти бедных детей, которые жили в хижинах и подвалах. Впоследствии Старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость… А так же я им рассказывал о чём-нибудь полезном для души, из житий святых, или вообще о чём-нибудь духовном

Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило ещё большее впечатление..

Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов… И хорошо мне тогда бывало, — сколько радости – и чистой радости – испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»

УНЫНИЕ

Словно чума, как некая душевная болезнь, нападает на всех уныние, тоска, жизнь становится немила, не хочется ничего делать.

Конечно, тяжело, очень тяжело подчас бывает, скорби облекают со всех сторон, и приходит даже уныние, особенно это уныние нападает на монашествующих. Кажется, что и Господь оставил, и, действительно, может быть, временно Господь оставляет человека, но зорко следит за такой душой и не даст ей погибнуть.

… Это вас борет бес уныния. Он всех борет. Борол он и преп. Серафима Саровского, и преп. Ефрема Сирина, который составил всем известную молитву: «Господи и Владыко живота моего…». Смотрите, что он поставил на первом месте: «Дух праздности», и, как следствие праздности, «уныния… не даждь ми», – говорит он. Это – лютый бес. На вас он нападает сном, а на других уже наяву унынием, тоской. На кого как может, так и нападает. Ведь вы не можете сказать, что вы находитесь в праздности? Ну вот, он на вас и нападает сном. Ничего, не скорбите…

Нужно укорять себя за свои немощи и смириться, но всячески гнать от себя уныние, расслабление. Что бы ни случилось, унывать не нужно, а сказать все Старцу. Д.Н.

УМ

В своих беседах я стараюсь действовать не на ум, а на сердце; ум – холодная сила, и воспринятое им часто бывает непрочно, принятое же в сердце нередко остается на всю жизнь.

Наш ум должен привыкать думать о Боге

В нынешнем Евангелии (14 зач. Лк. 4, 22–30) читали мы о пребывании Господа Иисуса Христа в Назарете. Господь сказал жителям этого города, что придут многие от востока и запада, и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом; а сыны царствия изгнаны будут вон. Куда вон? Очевидно, в ад. Разъяренные назаретяне, как дикие звери, бросились на Спасителя, окружили его и повлекли к высокой скале, с которой хотели сбросить Его, «Он же прошед посреде их, идяше» (Лк. 4, 30). Идяше – без указания начала и конца действия, идяше все время.

«Он же прошед посреде их, идяше». Кто? По историческому смыслу Господь. Но кроме исторического значения евангельская история имеет другое, применительное к каждому из нас. Кто же этот Он? Это – ум наш, идущий горе. «Горе имеем сердца», – стремится душа наша, ум наш горе ко Господу; но как дикие звери окружают помыслы, искушения, суета, – и опускаются крылья, поднимавшие дух; и, кажется, никогда не устремиться ему горе. «Господи, Господи… жажду общения с Тобою, жизни в Тебе, памятования о Тебе, но постепенно рассеиваюсь, развлекаюсь, ухожу в сторону.

Пошла в церковь к обедне. Только началась служба, у меня является мысль: «Ах, дома я то-то и то-то не так оставила. Такой-то ученице надо вот что сказать… Платье-то я выгладить не успела»… и много якобы неотложных забот и мыслей и, смотришь, уже и Херувимскую пропели, уже и обедня к концу. Вдруг опомнишься: «Разве молилась? Разве я с Господом беседовала? Нет, телом была в храме, а душой – в будничной суете». И уйдет такая душа из храма со смущением, не утешенная.

Что же скажем? Слава Богу, что хоть телом бывала в храме, хоть пожелала к Господу обратиться. Вся жизнь проходит в суете. Ум идет посреди суетных мыслей и соблазнов. Постепенно он навыкнет помнить о Боге так, что в суете и хлопотах, не думая, будет думать; не помня, помнить о Нем. «Но Он прошед между ними, идяще», – приходится нашему уму в своем стремлении горе идти между суетными помыслами, между соблазнами.

Ум есть сила самодвижная, но от нас зависит, что делать ей. Подобно тому, как жернов вертится и от человека зависит, что под него подсыпать: пшеницы, ржи или какой-либо ядовитой травы или семян. И мука выйдет или хорошая, или ядовитая, сообразно тому, что положено. Так вот и ум, он все переработает, но нужно давать ему только хорошее.

Ум, когда упражняется в чтении Св. Писания и молитве и тому подобном, очищается от страстей и просветляется. Когда же погружен только в земное, то он становится как бы неспособным к пониманию духовного.

ЦАРСКИЕ ВЕНЦЫ

А слыхали вы историю Меньшикова? Идет раз Петр I, а ему навстречу мальчик с лотком.

— Что это у тебя на лотке?

— Оладьи.

— Оладьи? Дай-ка мне попробовать. – Съел.

— Ничего оладышки, хорошие. А ты сам откуда?

— Из крестьян Орловской губернии.

— Приходи ко мне, ты меня знаешь?

— Нет, – сказал мальчик, – а оладышек приносить?

— И оладышки приноси.

Царь Петр I имел проницательный ум и умел выбирать людей. И вот Александр Данилович Меньшиков сделался генералиссимусом всех войск. Одна из его дочерей была царской невестой. При Екатерине I Меньшиков достиг полного расцвета, но при Петре II нашлись клеветники, да и сам Меньшиков нагрел руки – им овладел дух сребролюбия. Однажды ждали царя Петра II в церковь, приготовили трон, а он не приехал. Тогда Меньшиков сам встал на его место. Хотя в то время не было телефонов, но это быстро дошло до царя. Тот сильно разгневался и приказал описать все имение Меньшикова в казну (одного золота в вещах было 125 пуд.), самого с семьей отправить в ссылку. В то время, как Александр Данилович стоял на царском месте, около него все скакал на одной ножке блаженный и кричал: «Данилыч – царь, Данилыч – царь».

Жена Меньшикова умерла, не доехав до Березова, а дочери жили с ним. В ссылке Меньшиков совсем переменился, зажжет, бывало, лампадочку или свечечку и начнет читать Псалтирь (которую у нас не принято читать, ее, мол, старухам хорошо читать по покойникам), и часто-часто повторяет: «Благо мне, яко смирил мя еси (Пс. 118, 71), Господи». При Петре III Меньшиков был прощен, но не дождался прощения и умер в Березове, а дочери вернулись в Петербург и были выданы замуж. Веруем, что Меньшиков удостоился царского венца в селении Божием, как сказано в Откровении Иоанна Богослова. Видимо, это и предсказывал ему блаженный словами : «Данилыч – царь».

К чему же я все это говорил? Да к тому, что и вам приготовлены эти царские венцы, если вы сумеете воспользоваться ими. А как воспользоваться? Это длинная история. Вкратце – исполнение заповедей Евангельских, а главное – любви. На этом – весь закон: никого не осуждать, никого не обижать, молиться по силе нашей и умению. Когда вы достигнете конца жизни, который неизвестно когда рано или поздно будет, вы можете получить царские венцы и стать «царями и священниками Богу и Отцу своему, слава и держава во веки веков» (Откр. 1, 6). Сейчас пока я этих венцов не вижу, но получить их вы можете.

Однажды царь Иван Грозный ехал к обедне. Народ, снимая шапки, низко кланялся ему, один Василий Блаженный прыгал на одной ножке, не обращая внимания на царя. «Васенька, сними шапку, вон царь идет», – говорили ему. – «Вон царь, вон царь», – указывая на какого-то простолюдина, говорил блаженный. Так и не убедили его поклониться царю. А это оттого, что он своими духовными очами видел венец не над Иваном Грозным, а над простолюдином. Дивен промысл Божий, приводящий человека на истинный путь.

<<предыдущая  оглавление  следующая>>

Горд он!

Старец Варсонофий остро ощущал и хорошо понимал процессы, происходившие в культурной и духовной жизни того времени, в частности возрастание и наступление течений и тенденций, враждебных христианской религии в целом и Православной Церкви в частности. Это сказывалось не только в постоянном росте изданий книг либерального толка, в которых подвергались сомнению основные догматы веры, а также в усилении либерально-нигилистических идей и тенденций в творчестве выдающихся представителей литературы и искусства. Варсонофий, как и другие представители Русской Православной Церкви, считали эти идеи и тенденции по существу еретическими, направленными на разрушение высших религиозных ценностей.

Особенно, как полагал Варсонофий, это проявилось в воззрениях Льва Толстого в поздний период его творчества, когда он разочаровался в основополагающих устоях и умонастроениях современного ему общества. Например, в трактате «Что такое искусство?» Толстой показывал разложение господствующих классов и их культуры. Бόльшую часть самых гениальных творений мастеров литературы и искусства прошлого и настоящего – Данте, Моцарта, Баха, Бетховена, Шекспира, Гете, включая и свои собственные произведения, за исключением чисто религиозных рассказов, – Толстой считал лживыми, фальшивыми, не связанными с реальной жизнью народа, лишенными высоких идей, идеалов и нравственных ценностей. Одновременно Толстой обвинял священнослужителей за отход от истинной религии и веры и ратовал за личный контакт человека с Богом, что фактически означало отрицание самой Церкви и веру в Бога вне Церкви. Больше того, Толстой отрицал истину и красоту, поскольку в истине он не видел особого смысла, а красота, по его убеждению, всегда была соблазном, уводящим человека от Бога. Он признавал только добро, которое отождествлял с Богом. Смысл человеческой жизни на земле он видел в утверждении добра как богоугодного дела.

В связи с этими тенденциями распространения еретических идей и их влияния на умы Варсонофий отмечает: «Грустное явление наблюдается! Увлекаются различными лжеучениями, люди образованные – всякими ницшами, марксами, ренанами; но особенно жаль простецов, которые, читая Толстого, делаются толстовцами и отпадают от Православной Церкви – вне же ее спасение невозможно. Да сохранит нас Господь от всех этих еретиков!» Варсонофий сокрушается, что Толстой избрал гибельный, а не праведный путь: «…жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Явилась у него мысль, что Иисус Христос – не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил Евангелие по-своему, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но отец Амвросий очень хорошо понял его, когда Толстой заговорил с ним о своем «евангелии». Когда Толстой ушел от батюшки, тот сказал про него только: «Горд он!» Одним этим словом охарактеризовал весь его душевный недуг».

Тем не менее Русская Православная Церковь и лично Варсонофий пытались вернуть Льва Толстого в лоно Церкви. Приехав в Астапово к умирающему Толстому с надеждой услышать покаяние писателя и простить ему от имени Церкви все его прегрешения, Варсонофий, к великому его сожалению, не был к нему допущен родственниками. Он всегда искренне сожалел об этом: «Возвращался я из Астапова с грустью на сердце, так как миссия моя не была выполнена. Конечно, Господь «и намерения целует» и награждает человека за труд, а не за результаты труда, но все-таки мне было грустно. Конечно, Толстой теперь на Страшном суде безответен; и митрополит прислал ему телеграмму, которую ему даже не передали. Церковью было сделано все для его спасения, но он не захотел спастись – и погиб. А когда-то был благочестивым человеком, но, видно, это благочестие было только внешним».

Павел Иванович избрал карьеру военного, но годы спустя решил уйти в монастырь

В гимназии Павел Иванович учился успешно и в какой-то момент избрал для себя карьеру военного. В ней у него всё тоже сложилось благополучно — добился звания полковника. Куда же исчезли мысли о духовном? Они остались. Но стоило представить себе монастырь, и становилось невыносимо от мысли, как же там скучно.

Павел Иванович был успешным военным, полковником.

Однако полностью изжить все свои склонности Павел Иванович не смог. Его притягивал аскетичный образ жизни, не хотелось заводить семью и развлекаться с женщинами. Комфортнее всего было среди икон и книг.

Старец Варсонофий

Поддавшись уговорам мачехи, Павел Иванович посетил званый обед, чтобы найти невесту. Но волей случая его усадили рядом со священником. Они поговорили о молитве, и полковник утвердился в решении, что будет придерживаться прежних строгостей и ограничений.

Духовный кризис достиг апогея в театре. Павел Иванович вдруг осознал, как пусто провёл жизнь. Если прямо сейчас он умрёт, какова ценность всего его опыта?

В Казанском монастыре Павел Иванович встретил игумена Варсонофия. Общение с ним придало жизни новый смысл: посещать монастырь, помогать ему финансово. Затем познакомился с Иоанном Кронштадтским:

Старец Варсонофий

Преподобный

После этого Павел Иванович твёрдо решил идти в монастырь.

УДОВОЛЬСТВИЯ МИРСКИЕ

Впоследствии, когда я узнал другие, духовные утешения, опера перестала меня интересовать. Когда в сердце закроется клапан для восприятия мирских наслаждений, тогда открывается иной клапан, для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего миром и любовью к ближним. «Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает…» (1 Кор. 13:4–8).

Светские развлечения совершенно закружат человека, не давая ему времени подумать о чем-либо духовном. А после этого время провождения остается пустота на душе. Воспоминаются суетные разговоры, вольное обращение, увлечение мужчинами, а мужчин женщинами. И такая пустота остается не только от греховных удовольствий, но и от таких, которые являются не очень грешными.

А что, если среди таких развлечений призовет к Себе Господь? Слово Господне говорит: «В чем застану, в том и сужу». А потому такая душа не может пойти в обитель света, но в вечный мрак преисподней. Страшно подумать! Ведь это на всю вечность!

Уклонение от развлечений

Когда я еще жил в миру, товарищи называли меня идеалистом. Бывало, придут звать меня куда-нибудь:

— Устраивается пикник, целой компанией едем за Волгу с самоваром и закуской. Будет очень весело.

— Сколько же это стоит?

— По десять рублей с человека. – Вынимаю деньги и отдаю за себя, чтобы не получить упрека, что уклоняюсь из корыстных побуждений. А потом в день пикника заболеваю некоей политической болезнью и остаюсь дома. Вечером иду на берег Волги. Луна, в городском саду гремит музыка; я хожу один, любуясь красотой ночи – и хорошо мне! А на утро товарищи говорят:

— Был он?

— Нет, не был.

— Ну, конечно, – рукой махнут, – ведь он у нас идеалист.

Вот этот-то «идеалист» и привел меня, в конце концов, сюда в Скит.