Женское лицо тюрьмы: реальная история заключенной сизо-1

Соседи

Дверь открылась и в камеру вошли двое. Дверь за ними так же шумно закрылась. Один мужчина был довольно пожилой, лет пятидесяти, а второй – лет тридцати. Тот что постарше, сел совсем как и я, когда прибыл, на край и глядя в одну точку, стал качаться вперед-назад. Молодой же просто лег, набросив куртку на голову и почти сразу захрапел, заполняя камеру запахом перегара.

Сна уже не было и я просто лежал, вспоминая всю свою жизнь. Мысли мои постоянно возвращались к одному – как там мои, ведь ни родители ни жена не знают где я и что со мной. Я должен был прийти вечером и не пришел… Все усугублялось тем, что отец лежал тяжело больной…

Наступило утро. Умылся и опять лег. Вскоре принесли завтрак – горячая вода в кружку и кусок хлеба. Все это передавалось через специальную форточку в двери. После горячей воды и довольно свежего хлеба стало как-то полегче и видимо не только мне. Сергей заговорил первым, обращаясь ко мне.

В ответ на его вопрос, я рассказал, что со мной произошло вечером. К разговору подключился тот, что помоложе.

— Не с…ы, в зону не пойдешь, если умно себя вести будешь, — на что я ответил, что неплохо бы еще и знать, что такое умно себя вести в таких обстоятельствах.

И тогда начался мой ликбез. Первое, что я узнал – это то, каким я был идиотом там, в ментовке, когда сам, своими руками доставал из карманов вещи и чисто, без оговорки подписал протокол.

Потом они рассказывали мне о том, что будет дальше. Шаг за шагом – что будет и как себя вести при этом и к чему это приведет. Все было настолько ново для меня, что я с ужасом понимал в тот момент, что все до единого «капканы», о которых мне рассказывали, были бы мои — во все до единого я бы попался …

Самое страшное было – полная безызвестность и ощущение того, что обо мне забыли, что никто в мире не помнит обо мне и не знает, где я и что я в беде. Мысль о том, что я вообще могу здесь остаться, забытый, совсем как у Дюма в «Графе Монте-Кристо», сверлила мозг.

Котопёс[править]

Эта история, не криповая и без мистики, но внимания заслуживает. А после неё уже напишу последнюю, которая случилась непосредственно со мной, уже на другой тюрьме.

Итак, там же на пятом централе, был продольный мусор, малолетки прозвали его Котопёс. Суть в том, что по ночам, в ночь его дежурства, можно было услышать тихое мяуканье или тяфканье с продола (тюремного коридора). Подходишь к тормозам, прислушиваешься, слышишь шорох и лай. Можно самому тихонько мяукнуть и в ответ услышишь либо жалобное мяу, либо лай. Так вот это корпусной мусор так развлекался.

Дело в том, что делал он это не для того, чтобы забавлять малолетних подследственных. Мяукал он в дежурства и на взрослом корпусе, и на малолетке. И всегда только ночью. Кукушкой мент был явно двинутый, но его никто не увольнял — держали. Может и сейчас он там работает, хотя был уже в возрасте. Что двинутый, доказывает даже тот факт, что на проверке в моей хате, он схватил рукой за мудя одного из пацанов, за что получил с правой в ухо (пацана даже в изолятор за это не отправили).

Ну так вот по тюремной легенде, этот Котопёс когда-то участвовал в жёстком подавлении бунта в составе «маски-шоу». Поговаривали, что в тот день тюремный спецназ лютовал особо жёстко, и с одного из самых жестоких, сорвали маску, засветив лицо. Это и был Котопёс. После чего, блатные цинканули на волю, и у Котопса вырезали семью — жену и дочь. Не знаю уж , правда или нет, но говорят, что кукушкой он поехал именно после этого.

Общак

Про общак постоянно выдумают всякие байки. Особенно слухи разлетаются на воле. Одни говорят, что тут нужно сдавать от $300, другие, что от $1000 и выше. Хочу развеять эти слухи. В централе (СИЗО №1) у женщин нет общака. Может я и разочарую наивных людей, но повторюсь – общака здесь нет и не было.

В СИЗО есть старшая по камере, а вот на зоне — старшая отряда. Как правило, ими являются женщины-лидеры, имеющие и заслужившие авторитет. В основном, они живут обособленно, имеют вес в криминальном мире, «греют» как мужскую зону, так и женскую (снабжают деньгами. — vb.kg).

Иностранцы сидят в отдельных хатах. За убийство, изнасилование и тяжкие преступления здесь особый спрос. Тут каждый знает, кто и за что сидит.

Все в шоколаде

Правила пребывания в СИЗО простые. И ценности здесь отличаются от тех, что на воле. В цене сигареты. Их можно обменять на продукты. Сама я не курю, да и не курила никогда. В принципе тут курят не все и крепкий чай, как в фильмах, пьют тоже не все. Возможно потому, что женщины — контингент особый.

Женщине важно иметь гигиенические принадлежности: мыло, пасту, прокладки, нижнее белье и так далее. Здесь эти вещи есть не у всех

Ну и у женщин свои причуды. Например, за конфеты или шоколад можно отдать все что угодно.

В камерах размером где-то 5 на 6 метров можно делать все – готовить еду, мыться, стричься и так далее. Кстати, то, что в закрытых учреждениях запрещены колото-режущие предметы – это все байда. У меня было все – даже маникюрные ножницы и лаки для ногтей. Правда, все это нужно вовремя скрывать и желательно, чтобы об этом не знал никто из конвоиров. Кстати, не все они честны перед законом. Не секрет, что некоторые осужденные за определенную плату могут принести тебе все что угодно с воли. Например, разные вкусности, которых нет в СИЗО. Размер оплаты самый разный. Конвоиры на это закрывают глаза. С другой стороны — их можно понять, зарплата маленькая, а контингент не из самых лучших.

Еду тут готовят вполне съестную, но ее мало кто ест – в основном лохушки. Здесь такой закон – если ты себя не поставишь, сама будешь есть баланду, а все остальные то, что тебе передают родные с воли. Если ты оказываешься лохом, тебя будут постоянно грузить (требовать, — vb.kg) на деньги. Была с нами одна такая. Ей каждый день передавали большие сумки с продуктами не на одного человека, а на шесть, и все мы питались с ее дачек.

Третий

Как зовут третьего соседа, мы так и не узнали. Он не спал и не ел. Сидя спиной у стенки, он или смотрел постоянно в одну точку или качался, закрыв глаза, вперед-назад, сидя на краю нар. На все попытки уговорить его поесть что-либо он только отрицательно мотал головой. Лишь один раз он заговорил, буквально в нескольких предложениях рассказав, что изрубил большим поварским ножом молодую жену, которую застал с любовником. Говоря об этом, он поскуливал, сокрушаясь и убиваясь сожалением о том, что сделал… Он был пьян когда делал это. В милицию он пришел сам, отделение милиции было в соседнем доме.

Самое же интересное было в том, что он знал об измене и предупреждал жену, что убьет ее если застанет. Более того, он дважды ходил в милицию и там предупреждал дежурного, что убьет жену. Он требовал, чтобы милиционеры поговорили с ней и убедили ее не делать этого в своей квартире. Его выгоняли пинками под зад со словами: «Когда убьешь – приходи и мы займемся твоей проблемой».

Вот он и пришел, заявив что все уже сделано и теперь они могут им заняться… Ему опять не поверили, но когда дежурный вышел из своей выгородки, чтобы снова вышвырнуть его из отделения, он увидел его руки в крови…

Рассказав это, он снова впал в свое прежнее состояние и больше не выходил из него…
Когда его увели куда-то, Сергей сказал, что встречался уже с подобным.

— Он не жилец. Такие на зоне не живут и накладывают на себя руки при первой же возможности… Он никогда не простит себе того, что совершил.

«Дневник», Али Феруз

Трудно дышать. В спецприёмнике сидят два типа людей: те, кто смирился с арестом и ждут, когда их отправят домой, и те, кто не согласен с арестом и не хотят мириться с условиями содержания. Вторые — люди малообщительные и предпочитают сидеть в сторонке. Эти два типа людей пересекаются во время прогулки, но не замечают друг друга. Одни играют в футбол, смеются, а когда забивают гол — танцуют. Другие сидят на скамейке и озабоченно смотрят по сторонам.


Обложка книги Али Феруза «Дневник» / Иллюстратор Наталья Ямщикова

Али Феруз (Худоберди Нурматов) — журналист «Новой газеты», гей, из-за интереса к нему узбекских спецслужб оказавшийся в ЦВСИГе — Центре временного содержания иностранных граждан, по сути — в тюрьме для эмигрантов. Али родился в Узбекистане, откуда ему пришлось уехать из-за того, что местные спецслужбы пытались его завербовать, а потом подвергли пыткам. Там ему до сих пор угрожают пытки и, вероятно, смерть. В августе 2017 года российские власти задержали Феруза и приняли решение о высылке в Узбекистан, и только экстренное вмешательство журналистов, правозащитников и Европейского суда по правам человека в Страсбурге остановили этот процесс. В ЦВСИГе Али провел семь месяцев, после чего Россия позволила ему выехать в Германию. Его небольшая книжечка, разбавленная рисунками — отрывки дневника о внутренних переживаниях и о людях, сидевших вместе с Али в ЦВСИГ.

Лучшее лекарство — анальгин

Про медицинское обслуживание речи тут нет. От всех болезней дают анальгин. Однажды у моей сокамерницы начались судороги, у нее не было никаких таблеток. Минут пять мы стучали по железной двери нашей хаты, чтобы позвать конвоира. Он пришел, открыл дверь, посмотрел и сказал: «Да она придуряется, таких, как она, я видал не один раз», — и ушел. Судороги не прекращались, мы опять начали ломиться в дверь. Только после того как конвоир увидел, что судороги не прекращаются, вызвал врача. Та пришла, побила немного ее по щекам, плеснула водой, перевернула девчонку на бок. Когда больная успокоилась, доктор дала таблетку и ушла. На наши расспросы ответила: «До свадьбы доживет».

На прогулку, а точнее, дышать свежим воздухом в помещении с решеткой вместо потолка, нас выводили примерно два-три раза в неделю, хотя по закону положено каждый день. Одновременно на «гулку» выходят несколько человек. Сверху, по клетке, ходят вооруженные сотрудники СИЗО. Прогулка длится примерно час. Там подследственные или осужденные разговаривают между собой, знакомятся с новичками.

Улики стояли колом

Забавная история произошла в одной из колоний на Севере. Зеки-наркоманы, которым очень хотелось словить кайф, получили массу незабываемых впечатлений, а в довесок к ним еще и две недели в ШИЗО. А дело было так.В тоске по дозе
Сидели в одной зоне два дружбана. Оба они были воришками и оба спалились на первой же краже.
Первый залез ночью в детский сад, связал в узел все мало-мальски ценное, что ему удалось там найти, и уже собрался уходить. Но тут ему на глаза попалась игрушка — радиоуправляемая машина. Воришка начал гонять ее по полу и так увлекся этим занятием, что не заметил, как наступило утро. Пришла уборщица, обнаружила взломанную дверь и вызвала наряд. Так игрушечный шумахер угодил на нары.

Почему вы не молчите и рассказываете мне свою историю?

Я хочу развенчать мифы о тюрьмах и людях, которые там содержатся. Советская система нанесла огромный урон всем нам, и от нее надо избавляться.

Если мы хотим жить в цивилизованном обществе и в правовом государстве, то кошмару, о котором я вам рассказала, не может быть места в нашей стране.

Какими бы люди ни были, и чтобы они ни совершили, они не должны жить, как скот. (Хотя скот живет лучше, потому что у него как минимум есть доступ к свежему воздуху, а если он заболеет, его будут лечить).

Я хочу, чтобы люди знали, что происходит в современных тюрьмах в нашей стране, чтобы у них не было оправдательной фразы «а я не знал».

Пусть читатели сами сделают вывод, чье преступление страшнее: той девочки, укравшей лестницу, или начальника тюрьмы, который ежедневно допускает преступления против здоровья, чести и достоинства человека?

История от первого лица.

Два «воронка» стояли недалеко от железной дороги. За почти четыре месяца проведенные в тюрьме, я жаждал вольного воздуха. Пока шли к машинам, в окружении солдат, я глядел вдаль на сосновый лес. Он казался мне волшебно-сказочным, там травка молодая, птицы поют, там нет блатных законов , там- свобода. Но бежать невозможно.
Пока ехали до Одляна, все молчали. Ожидание неизвестного давило на всех.
В Одляне нас сразу отвели на карантин в штрафной изолятор. Заперли нас в карцеры, предварительно разделив на группы. Свое барахло мы бросили на нары и тихо разговаривали.
Следующим днем в наше окно, которое было довольно не близко от земли, заглянул подтянувшись воспитанник.Висеть с обратной стороны ему было тяжело, он смешно корчил рожу, но произнес твердым голосом:
-Эй, кишки дорожные, живо одежду кидайте: Штаны, трусы- живо.
Нормального барахла не было ни у кого, пропихнули ему куртку. Он спрыгнул, и мы слышали, как он просил одежду у следующего окна.
Набрав полные руки барахла, он скрылся в жилой зоне.

Какой была ваша реакция, когда вы услышали приговор?

Следствие длилось почти год, и все это время я находилась в следственном изоляторе (СИЗО). За этот период уже столько всего было передумано и пережито. Но до конца я не верила, что нас осудят. Ну какой может быть реакция?.. Такой, что у тебя ноги просто подкашиваются! Вот сколько бы мы ни сталкивались с несправедливостью действующей системы (и это касается не только судов), мы все равно продолжаем верить, что правосудие свершится: виновные будут наказаны, а невиновные оправданы.

Суть проблемы была в другом.

Но как только человек попадает в тюрьму, о презумпции невиновности забывают все вокруг. Еще будучи не осужденной, я уже находилась в невыносимых условиях в СИЗО. До вынесения приговора!

В заключении я провела практически год. После того как меня осудили, я была направлена в транзитную тюрьму в Днепре, куда привозят людей со всей страны для дальнейшего распределения по колониям. То есть у меня была возможность пообщаться с самыми разными женщинами. Затем меня направили в колонию в Днепродзержинск, где также содержатся женщины со всей Украины, поэтому я могу уверенно сказать, что те проблемы, которые я видела в симферопольском СИЗО и в транзитной тюрьме, носят системный характер. Они есть везде.

Первый адвокат меня предал, он выкачал все деньги из моей мамы, ей пришлось продать квартиру, чтобы оплачивать его услуги, а позже выяснилось, что он дружит с прокурором, и они вместе делают все для того, чтобы разбирательство длилось как можно дольше. Никто и не собирался меня защищать на самом деле.

Моей маме удалось найти другого адвоката, дело вернули на дорасследование, были обнаружены грубейшие ошибки в судопроизводстве. Второму адвокату удалось добиться другого приговора, мы с братом попали под амнистию и через год ушли домой. И вот это второе решение суда, пожалуй, для меня было более неожиданным. Я уже не верила в справедливость и даже не надеялась, что мы выйдем на свободу. Хотя есть большая разница между оправдательным приговором и амнистией.

Ультиматум и мир

Последнюю точку во всей этой эпопее поставила жена. Ей намекнули, что все равно отберут у нас эту квартиру и заставят нас уехать. В ответ она намекнула, что лучше бы им успокоиться и выбросить эту мысль из головы, так как за год работы на учете и распределении жилья она узнала много такого, обнародование чего вряд ли пройдет незамеченным. А еще она добавила, что жить мы будем здесь и уезжать не собираемся, так как наша совесть чиста перед людьми и мы спокойно смотрим в глаза всем.
Зная ее нрав и характер, они ни на секунду не сомневались, что она сделает это.

На том все и закончилось. Впоследствии, постепенно, все наши гонители кроме директора училища и секретаря горкома, стали нашими почитателями. Мы прекрасно общались с ними по работе, решали общие проблемы, встречались за столом на банкетах разного уровня и практически все они не раз говорили, что ошибались тогда… И я им с легким сердцем все простил.


Рассказы не совсем еще старого капитана

C Новым Годом, фраера!

Вы, конечно же, помните бородатый анекдот, где чекисты перекопали весь огород у Абрама, денег за это не взяли, зато, уезжая, обругали его на чем свет стоит. В общем, когда Абрам рассказал об этом удивительном случае соседу Хаиму, Хаим ему ответил: «Таки это ж я, Абраша, позвонил в ГПУ и сказал, что у тебя в огороде золотые червонцы зарыты»…
Ну так вот, нечто подобное произошло и в одной зоне в Махачкале, только с точностью до наоборот. Морозы в ту зиму доходили до двадцати пяти градусов, а для Махачкалы такая погода уже форс-мажор. Было парализовано движение городского транспорта, закрыты многие государственные учреждения, не говоря уже о школах и вузах. Хотя в те годы, да и много раньше их, зимы в основном стояли холодные и снежные.

«Еду в Магадан», Игорь Олиневич

Была пятница, трое в камере заболели гриппом. Всю ночь трясло; температура, озноб. Наутро сходили к врачу, он выписал таблетки. Вечером дёрнули меня и Молчанова со всеми шмотками. Наученные горьким опытом, мы выложили книги и другие тяжелые вещи. Как обычно, спустили в спортзал, но почему-то шагом и без рёва. Подозрительно тихо. Ничего хорошего это не предвещало. Кешер и пакеты выворачивают, сваливая содержимое в одну кучу. Ожидание, босиком на бетонном полу, голым. Началось: «Собрать вещи!», «живо!», «что непонятно?!!», «живее!», «я сказал!!!», «бегооооом!!!!».


Обложка книги Игоря Олиневича «Еду в Магадан» /Издательский кооператив «Радикальная Теория и Практика»

30 августа 2010 года двор посольства России в Минске закидали коктейлями Молотова. Ответственность за это взяла неизвестная до этого группа анархистов «Друзья свободы». Акция выражала протест против преследования левых активистов в России и солидарность с российскими политическими заключенными. Игорь Олиневич — один из тех, кого белорусский КГБ счел виновными в этой атаке. Олиневич оказался в изоляторе КГБ в центре Минска — в печально известной «американке», а потом — на зоне с восьмью годами срока. В декабре 2010-го бессменный президент Беларуси Александр Лукашенко переизбрал себя на очередной срок, а к Олиневичу так или иначе присоединились практически все кандидаты в президенты и многие активисты оппозиционных движений. Лукашенко заявлял о происках польских и немецких спецслужб. Интересно, что Олиневича задержали сначала в Москве сотрудники ФСБ, и только потом его передали коллегам из Беларуси. «Еду в Магадан» — это книга о белорусских тюрьмах, которые так похожи на российские.

Рецидив после освобождения

Между тем некоторые из помилованных «смертников» успели совершить новые преступления. Например, Владимир Пластинин отбывает уже пятый срок. Он был одним из первых приговорённых к смерти заключённых, кому удалось освободиться из «Чёрного беркута» по УДО.

К высшей мере его приговорили за убийство, угон автомобиля и кражу. В 1994 году указом президента Пластинину заменили расстрел 15 годами лишения свободы. В 2002 году Пластинин освободился по УДО — администрация колонии дала ему положительную характеристику. Однако уже через год он сел на 10 лет за причинение тяжких телесных повреждений и угон автомобиля. Отбыв срок, Пластинин гулял недолго — снова угнал машину. Правда, на этот раз ему повезло — подпал под амнистию в честь 70-летия Победы. После амнистии Пластинин ещё раз сидел за причинение лёгких телесных повреждений, а сейчас отбывает четырёхлетний срок за кражу.

Сергей Хохлов отбывал срок в «Чёрном беркуте». 14 апреля 1995 года военный суд Приволжского военного округа приговорил его к смертной казни за разбой, совершённый группой лиц с применением оружия, умышленное убийство из корыстных побуждений с особой жестокостью, сопряжённое с изнасилованием. В 1999 году указом президента Хохлову заменили расстрел на 25 лет колонии особого режима. В октябре 2017 года мужчина вернулся в родной город Орск, а через год снова оказался за решёткой.

Как следует из материалов Октябрьского райсуда города Орска, после освобождения Хохлов познакомился с женщиной, у которой был ребёнок от первого брака. Однако совместная жизнь у них не заладилась. Они часто ругались: бывший зэк ревновал сожительницу. Во время очередного скандала Хохлов достал раскладной нож и ударил им женщину по щеке. На шум из своей комнаты выскочил её несовершеннолетний сын и пообещал вызвать полицию. После этого обезумевший от ревности и водки мужчина несколько раз ударил подростка в грудь ножом. Позднее, осознав содеянное, Хохлов сходил в аптеку, однако скорую помощь пострадавшим вызывать запретил.

Через несколько дней сын сожительницы Хохлова пошёл к отцу. Тот увидел раны на теле мальчика и обратился в полицию.

17 июля 2018 года Хохлов был приговорён к шести годам строгого режима. В суде его сожительница объясняла, что не обращалась в полицию не только из-за боязни, но и из жалости.

«Он практически всю свою сознательную жизнь провёл в тюрьме, то есть к нашей жизни он совершенно не приспособлен, для него всё в диковинку», — говорила она в суде. Самого же Хохлова характеризовала как спокойного и уравновешенного человека, «однако если с ним начинаешь спорить, то он начинает кричать, возмущаться».

Бомбардировка СИЗО

Эта история произошла в новогоднюю ночь. Понятно, что даже в тюрьме в этот день зеки выпивают. И естественно, всякое при таких обстоятельствах случается. Впрочем в данном случае виноваты были не они, а тюремщики и… китайцы.«Буквально лопались барабанные перепонки»Один бывший сиделец новогоднюю ночь в тюрьме, а точнее, в следственном изоляторе, запомнил на всю свою жизнь. Уж очень он тогда натерпелся страху. Вот его рассказ: «Сидел в камере еще с тремя заключенными. Люди были нормальные, не какие-нибудь наркоманы или насильники. К Новому году подготовились добротно, по возможности, конечно. Купили втридорога (а что делать? — наценка!) водки, коньяка и шампанского. Всего по бутылке. Даже елку смастерили. На швабру надели старых газет, а на газеты — фольгу из-под шоколада. Вот и елочка получилась. Миленькая такая. Короче, хорошо сидим, как говорится в одном фильме. Слышно, как «галерные» тоже начинают отмечать праздник. Они становились все шумнее да веселее. У них-то алкоголя было куда больше нашего. И тут вдруг раздались страшные взрывы. Представляете?! Сначала один, потом все больше и больше, и все очередью! Наконец, уши заложило напрочь — такая канонада была страшная! Буквально лопались барабанные перепонки.

Театр строгого режима

Осуждённый, про которого расскажу вначале, вовсе не герой нашей истории, но без него невозможно понять все перипетии сюжета.
Старый зек по кличке Фокич — персонаж с трагичной судьбой. Сел он за убийство. С учётом того, что преподавал в университете, дали ему меньше меньшего — четыре года. Другой бы радовался, но этот вообще не хотел сидеть и написал заявление о пересмотре. Новый суд впаял ему восемь лет. Тут уж любой бы стал возмущаться. Фокич тоже не стерпел и сочинил очередную жалобу. В итоге получил вместо восьми двенадцать. Сколько после он трепыхался, приговор оставили без изменений.

В спальне один пацан спросил у меня:

-Ты из Волгограда?
-У меня сестра там живет и я жил недолго, в Кировском районе.
-Ты мой земляк. Я тоже оттуда. На зоне из Волгограда больше никого нет. Пошли поговорим.
Мы вышли из поиещения и сели на пустую лавочку.
-Я Малик. Мне тридцать дней осталось, откидываюсь. Про зону так скажу. Сначала осмотрись. Месяц новичков не трогают. Если нарушать не будешь. Тут есть актив и вор. Страшное нарушение- двойка в школе. Учись хорошо. За месяц присмотришься, сам все поймешь. Работа нормальная, мебель обиваем. Видеться и болтать можем вечерами. С чухами и марехами не болтай. Меньше говори- веди наблюдение.Мытье полов по очереди, но не для всех. Актив и воры не моют. Я-старик, тоже не мою. Твоя очередь мыть через месяц. Если че попросят, не вздумай помогать, гляди в оба. Пойдем на толчок.
Остановились у туалета.
-Один сюда не ходи, а если приспичит- прячь беретку, а то отнимут, будет делов.
Проболтали мы с Маликом почти до отбоя. Около десяти нас построили, посчитали и все пошли спать.

В камере

Мы поднимались по трапам с решетками по сторонам, проходили через какие-то решетчатые двери и в конце-концов оказались в какой-то комнате, где меня полностью обыскали, забрали шнурки из ботинок, ремень и сняли погоны и знаки с формы… Затем: «Вперед, стоять, лицом к стене, направо, вперед, стоять…» Большая и тяжелая дверь с какими-то засовами и замками. Очень шумная и вообще, такого отвратительного и почти непереносимого лязга ключей, запоров я никогда не слыхал… Конечно же, я прекрасно понимаю, что это ощущение – плод моего шокированного сознания и все же …

Я вошел в камеру, дверь за мной захлопнулась и с тем же лязгом закрылась на замки. Потом все стихло. Камера представляла собой небольшое помещение, половина которого представляла собой как бы деревянную сцену, отполированную долгим использованием до блеска… Над этой сценой – нарами было небольшое зарешеченное окно с маленькой форточкой. С наружной стороны окно было закрыто «намордником», так что видно было только маленькую полоску неба. Но это я узнал только утром.

В одном углу камеры был ржаво-черный железный умывальник, а в другом стоял накрытый крышкой обычный двадцатилитровый эмалированный бачок, какие есть в каждом доме. Сознание отметило, что вот это и есть та самая параша… На стене – небольшая деревянная полка, на которой были алюминиевые кружки, миски и пара пачек сигарет «Прима».

На нарах лежал мужчина и внимательно разглядывал меня. Я поздоровался, машинально сказав «добрый вечер», чем вызвал усмешку у лежащего и реплику о том, что вряд ли этот вечер можно назвать добрым. Я согласился с этим, сказал как меня зовут и, положив куртку на нары, присел на уголок, с трудом пытаясь заставить работать свое сознание… Взгляд почему-то зафиксировался на стене. Это была серая, покрытая как бы пупырчатой штукатуркой поверхность. Совсем как на судне – пробковое изолирующее покрытие в некоторых помещениях… Первая мысль, пришедшая в голову, была о том, что если разбежаться и удариться головой об эту стену, то голову разбить не удастся…

— Ложись спать, утром подумаешь обо всем. Все равно сейчас ничего умного не придумаешь! — сказал Сергей, как он представился.

Я лег, пытаясь устроиться. Спать на плоской деревянной поверхности – не на перине. Я в то время не был еще таким как сейчас и улечься так, чтобы нигде не давило, было невозможно. Единственное, что я устроил хорошо – голову, так как у меня была куртка и я сложил ее вместо подушки. Постепенно мои мысли становились все более вязкими и простыми. Незаметно я погрузился в липкое забытье, во время которого приходилось часто менять положение тела, безуспешно пытаясь найти удобное положение. Среди ночи я очнулся. В камере стало очень холодно и я вынужден был лишиться подушки, накрывшись тонкой курткой. За окном было темно. Сон пропал. Я лежал и вновь и вновь пытался восстановить все, что со мной произошло и понять, почему это все так случилось. Ни одного вразумительного ответа на мои вопросы не возникло. Я лежал с открытыми глазами и смотрел на лампочку, которая постоянно светила в нише, закрытой решеткой.

— Ну вот, даже лампочка здесь за решеткой,- подумал я и в это мгновение раздался лязг ключей и запоров.

Как зеки мухоморов наелись

Эта история случилась в одной из колоний-поселений нашего Северо-Западного региона. Мораль у нее такая: смекалистый российский зек всегда найдет возможность нарушить режим, но не менее смекалистый российский тюремщик все равно его накажет.
Колония-поселение — это почти свобода. Учет осужденных происходит только утром и вечером. Периметр не охраняется. Сами осужденные часто задействованы в работах в каком-либо ближайшем населенном пункте. Описываемая зона располагалась в глухомани, вокруг нее стоял густой и дремучий лес. Естественно, никто и не думал запрещать зекам заниматься собирательством — грибы и всевозможные ягоды были в изобилии. Обстановка в колонии вообще была санаторная — начальники терпимо относились к осужденным, позволяли им выпивать по пятницам-субботам, а те, в свою очередь, не позволяли себе серьезных нарушений режима.

ТЕЛЕМАСТЕР

— Петрович, починишь телевизор? – спрашивал у заключённого некий офицер из персонала тюрьмы.
— Отчего ж не починить, приносите, — отвечал заключённый.
— Спасибо тебе, Петрович, за ремонт, — звучало в зоне через несколько дней. – Дай Бог тебе на волю поскорей выйти, — такие слова чаще всего и служат платой за какую-то работу заключённого.
И бывает, что умельцам даже отдельную камеру выделяют под мастерскую…
Но слаб, слаб духом человек…. И стали служащие замечать блестящие глазки Петровича, и ни с чем несравнимый запашок перегара от него чуяли. А обыск в его отдельных апартаментах ничего не давал. Сам он из камеры никуда не выходил, выполняя очередной срочный заказ. А вечером был, мягко говоря, навеселе.
— Петрович, лучше сам прекрати, — увещевали его тюремщики, но тот только ухмылялся в ответ.
Если человек в тюрьме делает что-то запрещённое, и никто не может его поймать, то такие люди становятся очень уважаемыми в зоне. Всем заключённым хочется поиздеваться над охраной. Это один из видов развлечения в тюрьме.
Но опять же, сколь верёвочка не вейся…. В один прекрасный день в камеру к телемастеру Петровичу вошли с очередной проверкой. А у того, как всегда, всё в порядке, и нет ни претензий, ни замечаний. И тут… оно и случилось! Лишь только собралась, было, комиссия камеру покинуть, как раздался …выстрел!!!
Это был характерный звук: «Ба-бах!», который несомненно узнали и поняли все присутствующие, потому что сразу характерно запахло сивухой. Оказалось, что бражку заводил Петрович в одном из …кинескопов, десяток которых имелись у него в камере.
— И где ты только дрожжи берёшь, Петрович, — усмехаясь, спросил начальник тюрьмы.
— Сами заводятся, — отвечал Петрович. – Ну…, гражданин начальник, раз уж нашли, дайте хоть кружечку отведать напоследок.
— Нет, Петрович. Ты же сам знаешь, что не положено, — отвечали ему.
— Знать-то знаю, — усмехался тот в ответ. – Но думаю, что я ещё чего-нибудь придумаю.
— Где дрожжи-то берёшь, расскажешь?
— Нет, не моя это тайна.

А тайна эта — стара, как мир. Любой выпивоха, в любой русской деревне знает, что сырые дрожжи можно сделать из обычного хлеба. Надо лишь слегка смочить хлебный мякиш, сунуть его в кастрюльку, которую поставить в тёплое место. Через недельку – дрожжи готовы.
Голь на выдумки хитра, – гласит поговорка. Но русская голь – вдесятеро хитрее…

Например?

Одна девушка взяла у соседки лестницу, они с ней повздорили, соседка написала заявление, и девушку посадили на три года. Другая девушка забрала у отца корову, везла ее на продажу и попала в аварию. Отец был даже не в курсе, что это дочь взяла корову, когда писал заявление. Он потом пытался его забрать, но уголовное дело было уже открыто и ему отказали. В камере эта девушка оказалась после того, как месяц провела в больнице. Вот прям со спицами в ноге к нам и попала! И таких историй большинство.

Если человека закрыли, то его не выпустят с оправдательным приговором. Я недавно читала интервью заместителя министра юстиции, и он говорил о том, что те люди, которых все же выпускают, подают в ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека, — прим. ред.) и выигрывают огромные иски, которое должно выплатить государство. Естественно, что государство в этом не заинтересовано.

Воля

Сидя там, в камере, я впервые в своей жизни осознал, что такое свобода. Нет, не та свобода, о которой пишут в книгах и газетах и за которую бьются диссиденты, профсоюзы и революционеры всех мастей.

Я имею в виду ту свободу, которая дается нам при рождении, Богом. Свобода идти куда хочу, смотреть куда хочу, надеть что хочу, съесть что хочу, сказать что хочу, позвонить, написать, нарисовать, спеть … Сколько еще всего?! Это же какое великое счастье – иметь возможность все это иметь! Или это не свобода, а воля? Не знаю. Суть от того, как это назвать не меняется.

Так я и рассуждал, глядя на полоску неба за толстой решеткой, над намордником и когда на край ржавого железа села муха, я ей позавидовал. Остро, до слез, до отчаяния… Ей оттуда видна улица, люди, машины… Она же может полететь туда, к людям. Ощущение утраты свободы у меня почему-то ассоциируется именно с той свободной мухой, с теми моими ощущениями …

Живя нашей обычной жизнью, мы не особо задумываемся о ценности всего этого. Лишь потеряв какую-то из свобод, мы вдруг осознаем счастье обладания ею. Потом, через много лет, лишившись возможности ходить, я очень ярко, остро вспомню эти мысли у окна камеры…

Шуточка от цирика

Бывший уголовник обещал капитану-тюремщику порезать… его тещу на ремни!
В одном из региональных управлений ФСИН не так давно вышло странное, если не сказать больше, распоряжение. Все его сотрудники должны были указать свои данные: паспортные, налоговые, домашний адрес, домашний телефон, номер мобильника, декларации. И все эти данные были размещены в открытом доступе в Интернете. Причем «отказ от исповеди» грозил самыми строгими наказаниями вплоть до увольнения. Но один находчивый капитан и здесь нашел свою выгоду. Да еще какую! Его хорошо поймут и его поступок одобрят многие российские мужчины, уставшие от деспотизма того, что по жизни носит название «мама жены».

Плач из отдушины[править]

Аноны, на дваче недавно, попал сюда как раз благодаря сначу, так как в жизни сталкивался с НЕХ не один раз, вот вам первый мой тред.

Решил запостить вам тюремных историй, криповых и не очень, некоторые произошли со мной, некоторые являются тюремными легендами, так сказать. За пару дней, постараюсь запостить всё.

Начнём с первой тюряжки, на которой чалился в нулёвых — пятый централ в мск, СИЗО 77/5. Видимо из-за того, что там один корпус является малолеткой, то всяких историй о паранормальщине там немало.

Тюрьма старая, поговаривают все тюрьмы в Москве построены ещё Екатериной II в форме букв её имени (если смотреть с высоты полёта). Так оно или нет, проверить возможности нет. На пятом централе два корпуса — старый и новый. На новом малолетка (на тот момент была, как сейчас, я не в курсе), на старом взрослые. Соединены между собой корпуса — «кишкой» (так зк между собой называют длинный железный коридор, соединяющий корпуса, так как он висит в воздухе, плохо освещается и очень холодный).

О тюрьме ходят несколько легенд, первая связанная с той самой Екатериной. Поговаривают, что ночью, в «кишке», можно услышать ржание лошадей, стук копыт и даже при желании увидеть саму Екатерину на колеснице.

Вторая история, про маленького 14-летнего пацана, забитого на киче (в карцере) мусорами до смерти, и типа его плач можно слышать из отдушин по ночам. Как раз первая история, что случилась со мной на тюрьме IRL связана именно с этой легендой.

Время ближе к часу ночи. Вся хата спит. Надо сказать, что это была пресс-хата, в которую меня легавые закинули на три месяца, чтоб мокрухи повесить. Потом хату раскидали (через пару недель после этого случая, о котором рассказ), меня перевели уже в людскую. Для других хат, это была людская хата, в ней были одни пиковые, которые с подачи кума (тюремного опера), пытались выбить явки. Вопрос до блатных поднять возможности не было, так как у каждого из этого пикового, как говорят мама-папа-вор. Вполне возможно, что именно поэтому и столкнулись мы там с этой хернёй. Негативная энергетика, всё такое.

Короче , время ближе к часу ночи. К тому времени хату раскидали уже почти полностью, по сути она уже стала людской. Не сплю только я, и дорожник. Дорожник на дороге стоит (для тех, кто не в курсе, «дорога» — связь между камерами,грубо говоря верёвка за окнами), я просто тусуюсь. Если надо подтянусь с соседями побазарить и тп. Напротив нашей хаты — камер не было. Соседняя слева хата была обиженной, но на тот момент пустовала. Люди были только в соседней справа хате. Связь с соседней камерой вплане общения, была через отдушину. Соседи стучат определённый цинк в стенку, подтягиваешься на отдушину и говоришь.

Время было час ночи, было тихо. Тут из отдушины раздаётся плач. Такой детский,детский прям, и тихий. Я у дорожника спрашиваю, говорит тоже слышит. Цинкую в стенку соседям, те подтягиваются на отдушину. Говорю «это у вас кто-то плачет ?», говорят нет. Ну так-то вообще на малолетке даже , редко кто будет при всех плакать. Сожрут морально за подобное. Говорю «а ты слышишь плач?», он говорит «нет».

С отдушины слазию, плач всё идёт. Крипотно не было на тот момент, лишь интерес. Сразу вспомнили историю про того пацана. И тут плач затихает. И за окнами резко раздаётся звук качающихся качелей и детских смех. За окнами выходящими в тюремный двор, где никаких разумеется качелей и детей не может быть вообще. Тут мы уже немного кирпичей отложили. Вскоре всё затихло.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector