Шипка, плевна и белый генерал

Встреча русских войск в г. Казанлыке

«Прошло еще немного времени — и армия приблизилась ко мне; обнажив голову, предстал я перед его царским высочеством князем Николаем и приветствовал его словами:

 — Благословен грядый во имя Господне, — пели некогда незлобивые дети, увидев в Иерусалиме Спасителя на жребяти осли, — благословен грядый во имя Господне, — поет и многострадальный болгарский народ, увидев своих освободителей.

Но, взволнованный и растревоженный, я растерялся и не смог сдержать слез, да и он прослезился, и, видя, что более продолжать мою речь не могу, я произнес:

 — Пожалуйте, брат, поцеловать руку освободителя.

Он протянул мне свою руку, я поцеловал ее, а он погладил меня по голове и сказал:

 — Вот, молодец болгарин, а что, много ли турок в городе?

 — Нет, только раненые.

 — Пойдем! — и они поехали очень медленно, а я пошел рядом с его конем; он расспрашивал меня о том о сем, обо всем, что попадалось ему на глаза. Отовсюду, где мы проезжали, народ — мужчины, женщины, девушки и дети, веселые и смеющиеся — столпились у ворот, чтобы встретить въезжающих; наконец, мы очутились и на площади. Там они остановились и тут же прогремел гимн «Боже царя храни», оголодавшие же воины потянулись от своих лошадей к теплому еще хлебу, который мы нашли заготовленным в повозке, по-видимому, как дневной паек, который должны были отвезти искалеченным и раненым турецким бойцам.

***

Еще дальше, у нижних ворот конака, мы встретили толпу и нескольких солдат среди них, ведущих связанного и рыдающего Калюнджию, одного из виднейших турецких торговцев, почти обмершего от страха. Увидев нас, он еще больше разрыдался и умолял нас освободить его.

 — Куда вы его ведете? — спросил я солдат.

 — Народ желает, чтобы мы его убили.

 — Почему? Что он натворил?

 — Мы не знаем, нам вручили его как плохого человека.

 — Нет, братцы, все наоборот, если он и турок, то один из лучших людей. От имени честного креста, перед которым мы обнажили голову, прошу вас оставить его свободным, передать его нам.

Богобоязненные и благочестивые солдаты перекрестились, развязали его и отдали нам. Мы приняли его в свои ряды и продолжили свой путь, чтобы встретить прибывших. Там, за мостом, под орешниками мы заметили генерала Гурко и весь штаб верхом на конях в ожидании. Мы приблизились к нему, и поп Иван поднес блюдо с хлебом и солью, а поп Стефан осенил его крестом и поднес для целования. Тогда я поприветствовал его от имени города как желанного гостя. Я начал свою речь чрезвычайно знаменательными словами Симеона-богоприимца: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко» и после соответствующего обстоятельствам приветствия представил ему, исходя из их собственного желания, и беев, которые, обнажив головы, обритые, предстали перед нами».

Михаил Иванов Маджаров (1854—1944) — болгарский политик, государственный и общественный деятель

Бахвальство румын

«Румыны еще находились под обаянием их участия в осаде Плевны. Они словно искренне верили в свои воинские добродетели, которые никто не мог превзойти. И в отеле, и в кафе, и на улице они рассказывали о своих подвигах, особенно при Гривице, без которых русские войска были бы вынуждены отступить в свои степи. Русские офицеры терпели это самохвальство с великодушием, присущим великим народам. Среди них были те, кто дразнил или входил в препирательства, но большинство снисходительно усмехалось, как поступают старые люди с самохвальством ребенка, который залез на стол и кричит, что выше всех.

О зверствах осман в 1876 году

«Всеобщий страх, который повсеместно распространился после восстания, а, в сущности, свирепство подавивших его, башибузуков и регулярных войск, ужасная резня в Батаке, Перуштице, Батошево и в иных местах, заставляли негодовать и самых бесчувственных; зверство и скотство, с каким они относились к беззащитным, угнанным в плен вдовам, девицам и молодым инокиням, заставляли даже самые нежные сердца биться в груди, горя и дыша отмщением. Они убивали и уничтожали все подряд, и виновных, и невиновных, каждого, кто представал перед их взорами; пожары, мародерства и насилие были для них ничего не стоящим, обычным делом; ведь они имели дело с имуществом и семьями нечестивых гяуров».

Турецкие пленные каются в преступлениях, Бухарест, начало 1878 года

«Утром я известил содержателя гостиницы о состоянии, в котором нашел кровать, но это не произвело на него особого впечатления. Он произнес достаточно грубое слово в отношении слуги, но сказал, что не знает, освободится ли в этот день какая-нибудь другая комната, однако обещал, что кровать приведет в надлежащий вид. Я спустился в кафе, находившееся на первом этаже и переполненное публикой. Большинство присутствовавших составляли турецкие офицеры-пленные. Как можно было понять со стороны, они располагали денежными средствами и пользовались полной свободой. Множество говорило по-французски. Я сел за стол и спустя немного времени два турецких офицера попросили разрешение воспользоваться этим же столом, так как свободные места отсутствовали. Я им ответил, что мне будет приятно разделить с ними трапезу. В своей словоохотливости они быстро завязали со мной разговор. Они похвалились, что русские очень хорошо к ним отнеслись, но румыны и болгары поступили с ними не так. Рассказали мне несколько случаев грубой и бесчеловечной жестокости. Они в определенной мере понимали поведение болгар, но против румын выдвигали тяжелейшие обвинения и выражения.

Я им сказал, что не знаю, насколько их сообщения достоверны, но у румын даже нет оправдания в том, что они действовали под влиянием турецких зверств. Этим, прибавил я, не хочу оправдывать и болгар, поскольку зверства одной стороны могут лишь объяснить, но не оправдать зверства другой. С особенной настойчивостью они хотели меня уверить, что жизнь турецких пленных была гарантирована лишь тогда, когда их конвоировали русские солдаты.

Я слушал жалобы этих молодых офицеров, попавших в русский плен, и думал: хотя бы сейчас они раскаиваются за злодеяния, совершенные над невинными болгарскими жертвами, или все еще продолжают верить, что лишь они могут безнаказанно совершать преступления. Я радовался болгарской свободе, которую добыли победоносные русские войска, но не чувствовал никакого удовольствия от страдания турок, раз эти страдания являлись плодом их предшествовавших действий».

Встреча русских войск

«28 июня узнали, что в Тырново прибыл великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий российской армией, в связи с чем мы все вместе отправились туда, чтобы его увидеть, и наше горячее желание исполнилось. Брат царя проводил на Марином-поле смотр российских войск, которые громогласно приветствовали его, и это глубоко нас тронуло. Громадная фигура великого князя была особенно внушительной. После смотра Николая Николаевича восторженно приветствовали тырновцы — мужчины, женщины и дети — собравшиеся на Марином-поле, ведь в тот день был праздник, Петров день. Но и без этого, в честь великого дела освобождения нашей отчизны, народное веселье и празднества продолжались несколько дней: повсеместно, куда прибывали русские войска, их торжественно встречали: наш народ дарил им цветы, им выносили ковши вина, чтобы угостить, высказывая им горячую и глубокую благодарность, славя, желая побед в восторге от того, что и в нашу измученную страну пришла свобода и порядок, что наша мечта о политической самостоятельности сбылась»

Димитр Тачев Душанов (1837—1904) — болгарский просветитель, театральный деятель, переводчик и литератор.